VI. У стен Кремля

Мне хочется подчеркнуть здесь только самое главное и основное в жизни художника, показать, как в самой жизни черпает художник и вдохновение и мастерство.

Это не трактат и не автобиография, поэтому я и "пропускаю" целое десятилетие. И в эти годы меня влекла к себе красота жизни, я снова возвращался к Паганини и к темам русского эпоса, воспевал "Гречанку", высекал из мрамора "Женский торс", и "Русалочку", и "Головку спящей", продолжая "очеловечивать" дерево.

Это были годы исканий, когда многое из того, что объявлялось новым, не выдерживало испытания времени. В мучительных поисках жизнеутверждающее начало побеждало разочарование и стилизацию.

Мне шел 44-й год, когда грянула Великая Октябрьская социалистическая революция. Моя зрелость совпала с рождением нового мира. Из искры возгорелось пламя. Огонь свободы засиял над Россией, и радость пронзила сердца. Это было поистине вторым рождением.

Мы росли и мужали, и всем своим телом, сердцем, сознанием впитывали в себя дивную музыку революции.

"Мир и братство народов" - вот знак, под которым проходит русская революция. Вот о чем ревет ее поток. Вот музыка, которую имеющий уши должен слышать", - как это проникновенно сказано Александром Блоком.

...Никогда не забыть мне, как в Октябрьские дни 1917 года у себя на Пресне я услыхал первые выстрелы.

Разве можно было в такой момент оставаться одному в четырех стенах мастерской. Меня потянуло к Кремлю.

Рядом с Манежем жил художник В. Мешков. Я отправился к Мешкову вместе со своим помощником Иваном Ивановичем Бедняковым.

Перед нашими глазами происходила борьба за Кремль. Еще не остыл пыл сражения, как через Троицкие ворота мы вошли в Кремль, где так необычно пахло порохом и гарью. На земле еще лежали бездыханные тела героев, отдавших свою жизнь за победу. Красногвардейцы продолжали разоружать юнкеров.

Мог ли думать я тогда, что ровно через год Владимир Ильич Ленин, в первую годовщину Великого Октября, откроет на Кремлевской стене мемориальную доску моей работы в честь павших героев Октября.

Когда шла подготовка к первой годовщине Октябрьской революции, Владимир Ильич предложил Московскому Совету ознаменовать эту историческую дату установкой мемориальной доски на Сенатской башне Кремля.

Московский Совет объявил открытый конкурс - первый конкурс с момента установления советской власти.

Никогда еще я не работал с таким увлечением и подъемом. Один набросок следовал за другим.

На улицах звучали революционные песни, и мне так хотелось, чтобы на древней Кремлевской стене зазвучал гимн в честь грядущей победы и вечного мира.

Я должен был все это выразить не словами и звуками, а в барельефе.

Мой проект прошел по конкурсу и был утвержден. Надо было осуществить его в небывало короткий срок. Днем и ночью работал я в своей мастерской на Пресне.

В обычных условиях осуществление такого замысла должно было занять по крайней мере несколько лет. Мы же тогда осуществили эту работу в срок меньше месяца.

Владимир Ильич, который только оправился после тяжелого ранения, несколько раз интересовался ходом этой работы. Трудно было тогда достать необходимый материал - белый цемент, гипс, краски. Внимание Ильича помогло преодолеть многие трудности.

Доска размером 7х8 аршин должна была гармонировать с Кремлевской стеной и архитектурой Красной площади. Доска состояла из 49 кусков. Каждый кусок специальным болтом должен был быть прикреплен к соответствующему скрепу, вделанному в Кремлевскую стену.

Вся моя мастерская была заполнена глиной и цементом. Приходилось одновременно разрешать и скульптурно-живописные и технические задачи; надо было найти такой тон краски, чтобы доска не выглядела "живописным пятном" на затемненном фоне Кремлевской стены.

В мастерской отливались и окрашивались плитки цемента. Я и мои помощники были запорошены цементной и мраморной пылью. Мастерская не была приспособлена для такой работы.

Во время установки доски буквально жили у Кремлевской стены. Наконец все готово.

Торжественный красный занавес скрыл широкими складками доску, которую должен был открыть Владимир Ильич.

С утра 7 ноября 1918 года Красная площадь начала заполняться делегациями заводов и фабрик, красноармейских частей.

Я не успел опомниться, как увидел Владимира Ильича, который шел пешком к Сенатской башне. На Владимире Ильиче было пальто с черным каракулевым воротником и черная каракулевая шапка-ушанка.

Началась короткая церемония открытия. К стене была приставлена небольшая подставка, на которую должен был взойти Владимир Ильич, чтобы разрезать ленточку, соединявшую полотнища занавеса. Ленточка была запечатана.

Я держал в руке специально сделанную, мной ко дню открытия живописную шкатулку, в которой лежали ножницы и выполненная мною деревянная печатка. На ней значилось: "МСРКД" (Московский Совет Рабоче-Крестьянских Депутатов).

Владимир Ильич обратил внимание на шкатулку и на печатку:

- А ведь это надо сохранить. Ведь будут же у нас свои музеи, - сказал Владимир Ильич, внимательно рассматривая печатку. Он взял шкатулку из моих рук и передал одному из товарищей, который стоял рядом.

- Передайте в Моссовет. Это надо сохранить, - сказал Владимир Ильич.

Кто-то из товарищей, окружавших Владимира Ильича, хотел помочь ему взойти на подставку, но, по-видимому, сделал это недостаточно внимательно, и я услышал, как Владимир Ильич тихо сказал:

- Осторожней, пожалуйста, у меня еще болит плечо.

Я передал ножницы Владимиру Ильичу. Он разрезал красную ленту.

Когда раскрылся занавес, заиграл военный духовой оркестр и хор исполнил специальную кантату, написанную композитором Иваном Шведовым на слова Есенина, Клычкова и Герасимова.

...Спите, любимые братья!
Снова родная земля
Неколебимые рати
Движет под стены Кремля.

Новые в мире зачатья,
Зарево красных зарниц...
Спите, любимые братья,
В свете нетленных гробниц.

Солнце златою печатью
Стражем стоит у ворот...
Спите, любимые братья,
Мимо вас движется ратью
К зорям вселенским народ...

Под звуки кантаты все собравшиеся у Кремлевской стены внимательно рассматривали мемориальную доску.

Крылатая фантастическая фигура Гения, олицетворявшая собой Победу. В одной руке темно-красное знамя на древке с советским гербом; в другой - зеленая пальмовая ветвь. У ног фигуры - поломанные сабли и ружья, воткнутые в землю. Они перевиты траурной лентой. А за плечами надмогильного стража восходит солнце, в золотых лучах которого написано:

Октябрьская 1917 революция

На мемориальной доске были начертаны слова:

Павшим в борьбе за мир и братство народов

Эти слова были девизом моей работы, и мне радостно сознавать, что они были одобрены и утверждены В. И. Лениным.

Только замолкли оркестр и хор, как Владимир Ильич поднялся на трибуну и произнес свою известную речь, посвященную борцам Октябрьской революции:

"На долю павших в Октябрьские дни прошлого года товарищей досталось великое счастье победы. Величайшая почесть, о которой мечтали революционные вожди человечества, оказалась их достоянием: эта почесть состояла в том, что по телам доблестно павших в бою товарищей прошли тысячи и миллионы новых борцов, столь же бесстрашных, обеспечивших этим героизмом массы победу...

Товарищи! Почтим же память октябрьских борцов тем, что перед их памятником дадим себе клятву идти по их следам, подражать их бесстрашию, их героизму. Пусть их лозунг станет лозунгом нашим, лозунгом восставших рабочих всех стран. Этот лозунг - "победа или смерть".

И с этим лозунгом борцы международной социалистической революции пролетариата будут непобедимы", - говорил Владимир Ильич, и его с величайшим вниманием слушали все собравшиеся на Красной площади.

С тех дней прошло много славных и трудных десятилетий, но так же, как и тогда, Советский Союз выступает во главе всемирного движения за мир и братство на земле.

Искусство социалистического реализма, озаренное идеями коммунизма, глубоко символично в лучшем смысле этого слова. Героика революции рождала символику.

"Серп и молот", "Пятиконечная красная звезда" - яркие символы новой эры, они понятны всем народам.

Мемориальную доску я задумал и выполнил в плане революционной символики. Я вложил в нее все свои глубокие чувства и мысли. Тогда только начиналось советское искусство. Может быть, теперь я выполнил бы эту работу и по-другому, но тогда в мемориальной доске было отражено дыхание своего времени.

Мемориальная доска принадлежит истории. Она напоминает о личном участии В. И. Ленина в становлении советской культуры и революционных традиций.

Владимир Маяковский в своей поэме "Хорошо" написал:

И лунным
        пламенем
                озарена мне
площадь
       в сияньи,
               в яви
                    в денной...
Стена -
       и женщина со знаменем
склонилась
          над теми,
                  кто лег под стеной.

С Красной площадью связана моя работа и над темой "Степана Разина".

Этот памятник, исполненный из дерева, носил временный характер и представлял собой многофигурную композицию. Я изобразил народного героя вместе с его соратниками. У подножия их фигур лежала персидская княжна, отлитая из окрашенного цемента.

В этой работе, подкрасив дерево, я стремился достичь и живописного впечатления.

Вся группа предназначалась для показа в закрытом помещении - на выставке, в музее. Я предполагал в будущем вновь вернуться к этой замечательной теме народного эпоса. Выполненная же мной группа была как эскиз будущего памятника, который так и остался неосуществленным.

Тогда важно было напомнить массам о выдающихся народных борцах. Только поэтому, не дожидаясь окончания работы, было решено установить мои работы на Лобном месте и таким образом открыть памятник Степану Разину.

Открытие памятника Степану Разину вылилось в большое событие.

Красная площадь была переполнена. Море голов и знамен. Чудесный весенний день 1 мая 1919 года.

На открытие памятника прибыли представители 1-го Революционного казачьего комитета. В этом была какая-то своеобразная перекличка веков. Красные кавалеристы с пиками красовались на чистокровных дончаках, как былинные герои - наследники славы Разина. И все это происходило там, где два с половиной века назад на черной плахе, установленной против места Лобного, стрельцы четвертовали народного героя.

Никогда не забыть мне, как шел Владимир Ильич к Лобному месту. Он шел без пальто, в своем черном обычном костюме со стороны Исторического музея. Ликующая толпа, словно по мановению волшебной палочки, расступалась перед ним, образуя широкий коридор через всю площадь.

Владимир Ильич шел быстрой, деловой походкой. Он взошел на Лобное место, оперся рукой на деревянный барьер, а потом, сделав свой характерный жест и - вытянув руку вперед, начал говорить о Степане Разине.

Речь была короткой, но произнес ее Владимир Ильич с огромным подъемом.

После открытия памятника донские казаки пригласили меня к себе в казарму.

Мы сидели за длинным дощатым столом и от всей души поминали любимыми песнями удалого атамана.

Какое это было неповторимое время, когда в кипении страстей, в порыве вдохновения отметалось отжившее, преодолевались ошибки, прокладывались пути к новому, зовущему вперед!